О чем молился Господь в Гефсиманском саду?

Икона «Моление о чаше» — о чем молился Господь и что просил у Отца, чтоб миновала Его чаша сия ? Объясните это место в Евангелии.

Я советую вам иметь всегда под рукой хорошие толкования на Евангелия, чтобы всегда обащаться к ним, когда возникают недоуменные вопросы.

Приведу здесь обширный отрывок из толкования Евангелия, принадлежащего перу Бориса Ильича Гладкова.

Глава 41. Иисус в Гефсиманском саду. Моление о чаше. Взятие Иисуса под стражу. Иисус в Гефсиманском саду

Сад, в который вошел Иисус с Апостолами, был Его любимым местом уединения и отдохновения, куда Он часто уходил из Иерусалима. Евангелист Марк говорит, что этот сад был в селении, называемом Гефсимания (Мк. 14:32); поэтому, от названия селения и самый сад назывался Гефсиманским. Войдя в сад, Иисус остановил Апостолов и сказал им: посидите тут, пока Я пойду помолюсь там (Мф. 26, 36). Но не всех Он оставил тут: трех Апостолов, Петра, Иакова и Иоанна, которые видели славу Его Преображения, Он взял с Собой и пошел с ними в сад. Евангелист Лука повествует, что Иисус отошел от Апостолов на расстояние вержения камня (Лк. 22:41), то есть на такое расстояние, на какое обыкновенно долетает брошенный камень. Говоря вообще довольно кратко о случившемся в Гефсиманском саду, Лука не поясняет — от оставленных ли при самом входе в сад Апостолов отошел Иисус на вержение камня, или от тех трех, которых взял с Собой; и не поясняет он этого потому, что вовсе не упоминает о взятии Иисусом с Собой трех Апостолов. А так как, по сказаниям Евангелистов Матфея и Марка (Мф. 26, 39; Мк. 14, 35), Иисус немного отошел от Петра, Иакова и Иоанна, то следует признать, что на вержение камня Иисус отошел с тремя Апостолами от остальных. К этому заключению приводит еще и то соображение, что начало Гефсиманской молитвы Иисуса должны были слышать Петр, Иаков и Иоанн, иначе мы ничего не знали бы о ней; слышать же эту молитву они могли в том только случае, когда Иисус отошел от них немного, то есть когда находился от них вблизи, на расстоянии же вержения камня нельзя было слышать Молившегося.
 

Итак, взяв с Собой Петра, Иакова и Иоанна, Иисус отошел от остальных Апостолов на расстояние вержения камня. Ужас, скорбь и страшная тоска стали терзать Его, и Он не скрывал Своих душевных мук от избранных из друзей Своих. Побудьте здесь и бодрствуйте со Мною, сказал Он; душа Моя скорбит смертельно (Мф. 26:38).

Моление Иисуса об отвращении от него чаши страданий
Он отошел от них, пал на землю и молился; и они слышали, как Он начал молиться, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; и говорил: Авва!Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня (Мк 14, 35-36).О, если бы Ты благоволил пронести чашу сию мимо Меня! Впрочем не Моя воля, но Твоя да будет (Лк. 22:42).

Продолжения этой молитвы Апостолы не слышали, так как от усталости сон стал одолевать их, и они заснули.

О будущих страданиях Своих и смерти Иисус много раз говорил Апостолам; Он считал их неизбежными, в них видел Свою славу, и даже высказывал желание, чтобы все это скорее свершилось. Предсмертные страдания Свои Он уподоблял той чаше, наполненной ядом, какую в те времена иногда подносили осужденным на смерть; крестную смерть Свою Он называл крещением.Можете ли пить чашу, которую Я пью, и креститься крещением, которым Я крещусь? — спросил Он у сыновей Зеведеевых (Мк. 10, 38). Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится! — сказал Он при другом случае всем Апостолам (Лк. 12, 50).
 

Что же значит этот ужас, охвативший Иисуса при наступлении часа Его страданий? Что значат Его скорбь и смертельная тоска? Неужели Он поколебался в Своем решении умереть? Нет, Он не поколебался, так как, подчиняя Свою волю воле Отца, Он тут же говорит: «Впрочем, пусть будет не так, как Я хочу, а как Ты!» А если Он безусловно подчиняется воле Отца и знает эту волю, то зачем же Он просит, чтобы миновала Его чаша страданий? Зачем содрогается от ужаса предсмертных мучений? Не лучше ли было Ему идти на смерть, как потом шли Его последователи, без страха и даже с радостью?
 

Но кто же может утверждать, что Иисус ужасался, скорбел и тосковал от страха ожидавших Его мучений? Ведь после того, то есть по окончании гефсиманской молитвы, конца которой мы не знаем, Он молча, без стонов и содроганий, перенес все оскорбления, истязания и самую мучительную казнь? А что божественная природа Его нисколько не ослабила этих мучений, мы знаем из предсмертного возгласа Его: Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? (Мк. 15:34). Следовательно, не страх предстоявших мучений привел Иисуса в такое душевное состояние, что Он стал молить об отвращении от Него этой чаши.

Предположение об искушении его диаволом
Не надо забывать, что Иисус как Человек подвергался искушениям. Перед началом служения Своего, когда предстояло исполнить волю Пославшего, Он подвергся искушению диавола, предлагавшего Ему достигнуть цели иным путем, не тем, какой определен волей Отца, а кратчайшим, полным величия и блеска и чуждым всяких страданий и неудач. Иисус не поддался тогда этим искушениям и пошел к Своей цели тем путем, который привел Его теперь к страшной развязке, к мучительной смерти. Понятно, что в таком положении Иисуса диавол опять должен был выступить со своими искушениями. Евангелисты ничего не говорят об искушении в Гефсиманском саду; они молчат, но не потому, что искушения этого не было, а потому только, что о нем они не знали и не могли знать. О первом искушении в пустыне они могли узнать только от Самого Иисуса Христа, так как свидетелей искушения не было. Теперь же они и от Самого Господа не могли узнать ничего об искушении потому, что вслед за тем Он был взят под стражу и уже не виделся со Своими Апостолами наедине. Вот почему Евангелисты ничего не говорят о том, явился ли диавол со своими искушениями в Гефсиманский сад, или же не являлся. Этого никто не знает; и если мы говорим об этом, то лишь предполагая, что диавол перестал бы быть диаволом, если бы не попытался возобновить свои искушения в такую скорбную Для Христа минуту. В чем именно состояли теперь искушения духа зла, мы не знаем, но можем, с некоторой вероятностью, делать основательные предположения. Если полагать, что диавол внушал Иисусу мысль просить Отца, чтобы миновала Его чаша страданий, то это значит признавать, что Иисус, обратясь с такой мольбой к Отцу, поддался искушению, а если Он поддался власти диавола хотя бы на одно мгновение, то уже не мог бы считаться Победителем его. К тому же диавол восстал бы сам против себя, если бы советовал Иисусу обратиться к Отцу за разъяснением Своего положения; не к Богу направлять, а от Него отвращать — вот задача духа зла. Следовательно, искушения диавола должны были быть направлены в другую сторону. Он должен был напомнить Иисусу Христу о тех предложениях, которые делал Ему в пустыне, искушая царствами мира сего; он мог указать Ему на неблагодарность облагодетельствованного Им народа и на предстоящую смерть на кресте, он мог вновь повторить то искушение, которое было уже отвергнуто Христом. Он мог обратиться к Иисусу примерно с такой речью: «Помнишь ли, как три с половиной года назад я предлагал Тебе явиться народу еврейскому в блеске земного величия и подчинить Своей власти весь мир? Помнишь ли, как я уверял Тебя, что именно такого воинственного мессию и ждут евреи? Помнишь ли, как я отвращал Тебя от того пути, которым Ты хотел идти к Своей цели, — как я предсказывал Тебе, что это путь страданий и позорной смерти? Ты не поверил мне тогда; Ты думал, что я желаю Тебе зла. И что же? К чему привел Тебя избранный Тобой путь? — К полной неудаче: народ, сначала увлекавшийся Твоими чудесами и не упускавший случая извлечь из них осязательную для себя выгоду, отвернулся от Тебя, как только узнал, как только убедился, что Ты не тот мессия, какого он ждет; начальники народные приговорили Тебя к смерти, как лже-мессию, и уже послали отряд воинов взять Тебя для исполнения приговора. Ты утешал Себя тем, что, по крайней мере, двенадцать избранных Тобой Апостолов верны Тебе до конца; но так ли это? Один из них продал Тебя за тридцать сребренников, а остальные (посмотри!) беспечно спят в такую ужасную минуту Твоей жизни; да и те (кто знает?) не бросят ли Тебя, не разбегутся ли, как только Тебя возьмут под стражу? И что же дальше ожидает Тебя? Оставленного всеми, поведут Тебя на казнь. И некому будет заступиться за Тебя. И распнут Тебя, и в страшных мучениях Ты умрешь!.. Но подумай, такой ли участи заслуживаешь Ты, Царь Израилев?.. Ведь народ не признал Тебя своим мессией и отвернулся от Тебя только потому, что Ты не принял предложенной Тебе царской власти; прими ее, и народ с восторгом опять встретит Тебя, Царя Израилева, и пойдет за Тобой покорно, куда бы Ты ни повел его. Яви же Себя народу во всем величии страстно ожидаемого ими мессии!.. Уйдем! Уйдем отсюда! Иди за мной, и я ручаюсь Тебе, что мы победим мир, конечно, не Твоей кротостью и самоотверженной любовью, которых мир ни понять, ни вместить не может, а силой, оружием мира сего, силой испытанной, непобедимой!.. Решайся же! Спеши! Уйди!.. Предатель приближается!»

Если только искушение было, то отвергнуто, конечно, Иисусом так же спокойно и величественно, как и искушения в пустыне. Там Он сказал:Господу Богу... поклоняйся и Ему одному служи (Мф. 4:10). Ту же покорность воле Божией Он, несомненно, проявил и здесь. Диавол удалился. Но изображенная им картина пути, пройденного уже и еще предстоящего впереди, предстала пред Иисусом во всей своей ужасной действительности. Да, вот она — та чаша нравственных терзаний, какая представилась теперь взору Божественного Страдальца! Было от чего содрогнуться, было от чего впасть в смертельную тоску. Не страх физической боли предстоящих мук обуял Иисуса; нет, не этот страх терзал теперь Его душу, не предстоящими муками и истязаниями тела была наполнена стоявшая пред Ним чаша страданий. Да и что значат эти страдания тела в сравнении с теми душевными муками, какие испытывал теперь Христос, оглядываясь на пройденный Им путь?

Скорбь Иисуса о грехах мира
Ко времени пришествия Его на землю языческий мир изверился в своих самодельных богов, в лице лучших своих представителей искал Неведомого Бога и не находил, — в безбожии своем потерял смысл жизни и, отдавшись исключительно чувственным удовольствиям, свое личное я сделал своим кумиром, ему единому поклонялся и ему единому служил; и в жертву этому кумиру, за минутное удовлетворение ненасытной жажды наслаждений, приносилось все, имущество, свобода, честь, даже жизнь людей; зло господствовало всюду, подчиняя своей власти все. Не лучше был и мир иудейский: «гордясь своим познанием Истинного Бога, давшего ему закон, он перестал понимать Бога, он исказил смысл Его закона; то же себялюбие, та же жажда личных наслаждений, хотя бы и сопряженных со страданиями ближних, то же царство зла и тьмы, только прикрытое личиной фарисейского лицемерия. И вот, в этот мир, погрязший в пороках, в это царство тьмы проник луч божественной правды, принесенной на землю Христом. И как люди, долго сидящие в темной комнате, не выносят света неожиданно внесенного светильника и стремятся поскорее погасить его, так и мир иудейский (и языческий) озлобленно восстал против Проповедника самоотверженной любви и воздаяния добром за зло. Став лицом к лицу с этими враждебными силами, Христос предпочел скорее быть жертвой грехов всего мира, выдержать лично на Себе всю адскую злобу врагов Своих, но силы против силы не употреблять. Он знал, что для основания Царства Божия на земле надо преобразовать испорченное веками сердце человека и что силой этого не достигнешь. Он знал, что лучше бросить на благоприятную почву хоть одно горчичное зерно, чем разбросать все семена на обширном каменистом поле. Он, олицетворение божественной Любви, любил этот испорченный мир; Он шел ко всем мытарям, грешникам и пропащим людям, призывая их к покаянию, согревая их всепрощающей любовью и исцеляя их от всех телесных недугов; Он всенародно воскрешал мертвых и совершал такие чудеса, какие может творить только Бог; Он лично не стремился ни к какой земной славе, и все утешение Свое полагал лишь в пробуждении любви в сердцах людей. И каково же было любящему сердцу Его видеть, как народ, желавший провозгласить Его Царем, тотчас же отвернулся от Него, как только узнал, что Царство Его не от мира сего. Каково было видеть Ему всю возмутительную неблагодарность облагодетельствованных Им, адскую злобу начальников народа, измену одного из ближайших учеников? Что может быть мучительнее душевного состояния того человека, которому на беззаветную любовь отвечают ненавистью, за услугу платят презрением, а за добрые дела мстят с диавольским остервенением? В таком-то положении находился Христос, когда стал тосковать, войдя в Гефсиманский сад. Тоска эта усилилась сознанием, что и те Апостолы, которые, одни из всей восторженной толпы Его прежних учеников, не побоялись открыто стать на Его сторону, что и они, без особой поддержки свыше, не могут считаться надежными последователями Его; один из них продал Его, остальные при первой опасности разбегутся, а самый стойкий из них в вере, Петр, сейчас же трижды отречется от Него. И останется Он один, непонятый, отвергнутый миром; и этот мир, в озлоблении своем против божественной правды, подвергнет Его мучительной казни...

Все эти мысли овладели душой Божественного Страдальца и довели Его до такой сердечной тоски, какую никто из нас и понять не может. К этой невыразимой тоске, естественно, присоединился и ужас предстоящей мучительной, незаслуженной смерти2. Чашу душевных терзаний, причиненных грехами всего мира, Он готов испить до дна; но смерть Его нужна ли при таких обстоятельствах? Если нужна, Он примет и ее безропотно; но если и помимо этого Бог может окончить начатое дело спасения людей?Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня, — воскликнул Он (Мк. 14:36). Ответа не было...

Целый час молился Христос; но ни продолжения, ни конца Его молитвы мы не знаем, так как призванные присутствовать при ней свидетели еще в начале ее заснули.
Окончив молитву, Иисус идет к ученикам, дабы утешить Себя их присутствием, но находит их спящими. Грустно было видеть, как сам Петр, за час перед тем обещавший положить душу свою за Учителя, не устоял против обыкновенной слабости. Симон! и ты спишь? — сказал Господь, — не мог ты бодрствовать один час? (Мк. 14:37). А когда проснулись Иаков и Иоанн, которые незадолго перед тем хвалились, что могут пить ту чашу страданий, какая предстоит их Учителю, и креститься тем крещением, каким Он будет креститься, когда они теперь пробудились от одолевшего их сна, Христос с грустью посмотрел на них и сказал: Бодрствуйте и молитесь, чтобы не впасть вам в искушение: дух бодр, плоть же немощна (Мк. 14:38). Им предстояло большое испытание: при взятии Иисуса под стражу, перед ними возникнет вопрос: а не возьмут ли и их, как Его учеников? Не подвергнут ли и их, как Его соучастников, одинаковой с Ним участи? Немощная плоть их вступит в свои права, станет действовать на их бодрый до сих пор дух и подчинять его себе. А если им предстоит такая борьба, то не спать им теперь надлежало, а бодрствовать и молиться, чтобы бодрствующий дух победил немощную плоть.

 

Не найдя поддержки и утешения в учениках Своих, Христос отошел от них, опять преклонил колена Свои и опять начал молиться; но теперь Он уже не просит, чтобы миновала Его чаша страданий, а покорно отдается воле Отца.Отче Мой! если не может чаша сия миновать Меня... да будет воля Твоя(Мф. 26:42).
 

Ответа не было и на эту молитву. Изнемогая под бременем смертельной тоски, Иисус опять идет к Апостолам, думая утешиться в беседе с ними, но опять застает их спящими. На этот раз они так крепко заснули, что не скоро пробудились; глаза их казались отяжелевшими от сна; они не сразу поняли даже, где они, и не знали, что отвечать разбудившему их Иисусу. И, оставив их, Иисус отошел опять и помолился в третий раз, сказав то же слово. И, находясь в борении, прилежнее молился, и был пот Его, как капли крови, падающие на землю (Лк. 22:44).
 

И эту третью молитву Он окончил словами решительной покорности: да будет воля Твоя.
Три раза молился Иисус, в первой молитве Он обращается к Отцу с решительной просьбой об отвращении от Него чаши страданий: «Все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня. Впрочем, Я знаю, что должно совершиться не то, чего Я хочу, а чего хочешь Ты» (Мк. 14:36). Не получив ответа на эту молитву, Он начинает вторую уже прямым изъявлением покорности воле Божией: если не может чаша сия миновать Меня, чтобы Мне не пить ее, то да будет воля Твоя (Мф. 26:42). Не получив ответа и на эту молитву, Он начинает молиться в третий раз, сказав то же слово, а окончив ее, будит Апостолов и говорит: Кончено, пришел час Мой! Встаньте, пойдем (Мк. 14, 41—42).
Таким образом, из самых слов этой молитвы видно, как постепенно подчинялся Иисус воле Отца и укреплялся духом; но, несмотря на это, к третьей молитве Его послан был Ему ангел, который даже одним появлением своим должен был еще более ободрить Иисуса и придать Ему сил для перенесения предстоящих мук. И это было крайне необходимо, так как силы Его стали упадать, доказательством чему служит появление на лице Его особого пота, как капли крови, падающие на землю.

Во время молитвы от напряжения с лица Спасителя падал пот, как капли крови. Был ли это действительно кровавый пот, или же Евангелист только сравнивает его с каплями крови — неизвестно. Как бы то ни было, но с появлением ангела Иисус окреп не только духом, но и телесно, так как в состоянии был затем перенести и эту мучительную, без сна проведенную ночь, и все последующие страдания.
Окончив молитву в совершенной уверенности, что страдания Его и смерть необходимы, и при том теперь же, а не в другое время, Иисус в третий раз подошел к Петру, Иакову и Иоанну, и опять застал их спящими. Он разбудил их и сказал: «Вы все еще спите и почиваете? Не время теперь спать. Всекончено, пришел час Мой! Вот, сейчас вы увидите, как предается Сын Человеческий в руки грешников. Встаньте, пойдем; вот, приблизился предающий Меня».